- Я буду ждать. Возвращайся...
- Обещаю.

два... ДВА листа каллиграфического текста. ДВА огромных листа.
Как работа дойдет до адресата выложу сюда.
Наверное.
Может нет.

Ну вот и я доросла до культурного творчества.
Взяла на себя смелость еще и выявить посреди своих друзей, личностей интересующихся.

В чем дело?

Да в том, что мое поколение хуже предыдущего. И так по нарастающей.
Мои исследования вот к чему привели:

Темы для сочинений, предлагавшиеся гимназистам в начале XX века
Эти темы уже приятно просто прочитать, и сразу думаешь: какими тогда воспитывали детей.
* Замирание нашего сада осенью.
* Река в лунную ночь.
* Лес в лучшую свою пору.
* Встреча войска, возвратившегося из похода.
* Дедушкин садик. (для детей 12-13 лет)

Для младших классов:
* О том, что видела птичка в дальних землях.
* История постройки дома и разведения при нем сада…
* Великаны и пигмеи лесного царства.

Для старших гимназистов:
* Слово как источник счастья.
* Почему жизнь сравнивают с путешествием?
* Родина и чужая сторона.
* О скоротечности жизни.
* Какие предметы составляют богатство России и почему?
* О высоком достоинстве человеческого слова и письма.
* О непрочности счастья, основанного исключительно на материальном богатстве.
* О проявлении нравственного начала в истории.
* На чем основывается духовная связь между предками и потомством

На бесконечные возможности, всегда есть тысячи причин.

Лето умерло, да здравствует Зима!

Свет, упавший на глаза, пробил голову. Жгучая боль обожгла виски.
   Вздох.
   Рукой нащупываю медальон, крепко сжимаю маленькую безделушку в кулак, и делаю шаг.
   Дорога возникает только под шагами идущего.

   Дикий лес теперь стал убежищем, деревья - домом, а трава путеводителем. Когда дело доходит до того, чтобы выжить, не особо хватает времени осознать, что произошло. И никогда не скажешь наверняка: хорошо же это или, все-таки, плохо.

          У тебя вольное житье,             
У меня домашний арест.
          У тебя на пол неба костер,             
У меня погасший фонарь.
          У тебя свет и тепло,          
У меня пепел да гарь.
06.12.33

- А ангелы вернутся? – усмехнулся Главком.
   Мы в штабе молча осудили взглядом черный юмор Грифона, и продолжили заниматься своими делами.
- Не, ну а че...
   Со станции доносились звуки постоянной возни.  Они были словно музыкой, которая говорила: «на станции все хорошо».
   Три паспорта, пять доносов, одна объяснительная. Условное утро  только успело начаться, а НКВД уже работает. Впрочем, пусть работают, лишь бы мне не мешали.
- Товарищ Дежурная по станции, разрешите доложить.
   Кивок.
- Пришли какие-то госпитальеры. Просят общения с начальством по вопросу сотрудничества.
   Я встаю с привычно неудобного кресла, пытаясь припомнить, что еще за госпитальеры. Надеюсь, без лошадей..
   Между нашим КПП и станцией есть небольшая площадка – отстойник. Огороженное место, где держат странных личностей: безоружных, неопасных, но тем не менее – подозрительных. Забитые в угол отстойника, двое мужчин в черных туниках с белыми крестами ожидали, по всей видимости, меня.
- Доброго здоровия, в чем вопрос, товарищи? – я отдаю честь в знак приветствия.
- Здравствуйте. Наша база состоит  практически из одних врачей, так как мы были под зданием госпиталя. До нас дошли слухи, что у вас на станции медики творят чудеса.
- Пока не вижу вопроса, только констатации.
- Мы хотели бы с вами сотрудничать. Нас мало интересует война в стенах Метро. Знаем, что у вашего Профессора есть сведения по новой заразе в Метро. Хотели предложить взаимовыгодный обмен информацией.
   Энтузиасты.. Даже про патроны и еду не заговорили. Выглядят миролюбиво, впрочем, не всегда можно угадать, кто друг, кто враг.
- Боец, - обращаюсь я к молодому НКВДешнику, стоящему рядом. – Сопроводи товарищей в лабораторию. Пусть обсудят дела с Олимпиадой.

- Товарищ Дежурная по станции, у нас тут идея возникла: направить нашего человека с бойцами-партизанами под секретом к фашистам. Хотим подпортить фильтр воздуха.
- Отличная идея. От меня-то что нужно?
- Я не могу уйти без вашего разрешения.
- Хм, я не могу отпустить Начальника ВОХР. Тем более моего личного охранника.
   Кир задумался: - Я вернусь в добром здравии!
- А если нет?
- Погибну, как герой, при выполнении боевой задачи.
- Идите.
   Я разворачиваюсь на каблуках. Желание – это всегда жертвы. Наша станция желает смерти фашистской гадине. Всё остальное – жертвы...
- Мизраэль? Разрешите Вашу ленту.
   Я снимаю с левого рукава отметку станции: желтые «Серп и Молот» на красном куске тряпки. В свое время, пару лет назад, мне ее подарила Начальник станции. Пусть оберегает парня. В конце концов, это все, что я могу ему дать в дорогу: надежду. Он нуждается в этом больше всего.
- Кир... Я хочу, чтобы ты вернул мне ее лично.
   Он едва заметно улыбнулся и отдал честь. Обратно в Штаб... Посижу, может, досплю немного.

- Чаю? – Скорп вырывает меня из ватного сна. В голове и во рту как будто овсянку переварили. Сил хватает только кивнуть.
   Женский крик оглушает станцию, адреналин мгновенно проясняет заспанное сознание. Я резко встаю с кресла и быстрыми шагами покидаю кабинет. Кричит моя девочка-хирург. Кабинет НКВД.
- Товарищ Фресно, что происходит?
- Ничего, работаем. – Главный комиссар как обычно одарил меня лукавой и спокойной улыбкой.
   Взглядом приказывая охране отойти, я захожу в кабинет и вижу своего врача связанной, со страхом в глазах.
- Потрудитесь объяснить, что здесь происходит, товарищ Особист.
- Это Вас не касается.
- Не забывайся с кем говоришь, Тир. Меня это касается в первую очередь.  Это моя подопечная.
- Мне наплевать, это приказ начальства.
   Скулы дрогнули от злости. С щенком ругаться бесполезно. Надо спрашивать с хозяина.
- Какого черта, товарищ капитан?
- На нее пришел донос. Что вы так беспокоитесь? Проверим и отпустим, если донос ошибочный.

   Гнев нельзя разливать при всех, в особенности при подчиненных. Иногда это чревато смутой, страшнее, когда переворотом. Скрывать бешенство – талант. Владеть этим сложно, но я иду шаг за шагом.  На смене у ВОХР стоит Кир. Он вернулся. Цел и здоров. Значит, все удалось. Ну хоть фашистам там тоже невесело, будет не до нас какое-то время.
   Много он о себе думает. Через голову решил прыгнуть. Ничего, допрыгается товарищ капитан. Это уже ни в какие рамки не укладывается: забрать у меня со стола донос, ничего не сказав, и пытать мою девочку.
    - Грифон, прием Мизраэль, - чертова рация, вечно барахлит, - Грифон, прием Мизраэль.
    - В канале.
    - В Штаб. Срочно.
***
    - Хотела видеть? – игриво заулыбался Главком.
    - Убирай НКВДешников со станции.
   Грифон, кажется, пропустил мимо ушей слова. Не снимая с лица хитрой улыбки, он присел рядом.
    - Куда же я их дену?
    - Мне наплевать. Хочешь расстреляй, хочешь перережь.
    - Подожди, не горячись. Если я так в открытую это сделаю на станции ничего хорошего не произойдет.
    - Вышли их на передовую, пусть защищают КПП.
    - Хм, это идея. Я подумаю, но посмотрю, что можно сделать. – Главком нехотя поднялся с кресла и направился к выходу. – Не могу ничего обещать...
    - НКВД на станции быть не должно!
    - Есть!

   Чай остыл. Фресно... Не мог подождать пол часа.
    - Товарищ Кир, зайдите ко мне.
    - Дежурная по станции, Кир по Вашему...
    - Отставить. Как все прошло?
    - Не знаю, что с фильтром, но мы сделали все, как задумали. Потом скрылись в тоннелях. И потому... – он достал из кармана ленту, - Возвращаю ее лично, как и обещал.
    - Не пускай никого без моего ведома. И не отходи теперь от меня ни на шаг.
   Леденящий душу звук перебил наш разговор. Сирена тревоги.
    - Атака на КПП, внимание всем бойцам! Атака на КПП! – слышу я в рации.
   За столько времени привыкаешь к этому звуку, к этой фразе, однако каждый раз сердце пропускает пару ударов, чуя опасность: эта сирена может стать последней для всех. Идеально отточенная подготовка бойцов позволяет им добежать до КПП, примерно, за время, пока я выхожу из Штаба.
   Пусто.
   Непривычно. Колко. Ужасающая пустота. Неестественное молчание.
   Капитан Фресно стоит в отстойнике. Не спешит жертвовать своей шкурой ради защиты станции. Крамольные мысли в голову проникают молниеносно, и часто – бесповоротно.
    - Кир, обойди его со спины и пристрели.
   Начальник ВОХР побледнел и замешкался. Не выполнить приказ в военное время – трибунал. Выполнить... в лучшем случае, трибунал.
    - Есть! – тихо ответил Кир.
   Слово, которое  навсегда украло спокойствие на станции. Я озвучила приговор всем. И как оказалось, в первую очередь себе.
   Выстрел из пистолета вдребезги разбил непривычную тишину на станции, и голову капитана НКВД.
   Секунды, словно кадры, превратились в медленную съемку.  А вот следующие полчаса наоборот стали быстрым, даже мимолетным, ужасом.
    - В лабораторию его, живо!
    - Боец Фокс,  - приказал Кир, - помоги донести тело.
    - Профессора ко мне! – обронила я на бегу, следуя к отсеку лаборатории.

- Что случилось?
    - Бери бланк для вскрытия. Кир никого, кроме Профессора, не пускать.
    - Пулевое ранение в голову...
    - Нет! Новый бланк!
    - Вы меня вызывали? – Профессор слегка запыхалась, видимо, ее торопили.
    - Да, поставьте свою подпись.
    - Хорошо, что это? Бланк вскрытия.. Он пустой?
    - Много вопросов. Я жду...
   Скользкое молчание. Я почти уверена, что Олимпиада прекрасно понимает, что происходит. Скорее всего, в силу возраста, она не стремится сталкиваться с ответами лицом к лицу. Тем паче, от начальства.
    - Хорошо, - ласково, почти бархатно, отозвалась пожилая женщина. – Я Вас поняла.
   Профессор покинула кабинет.
    - Пиши, пулевое ранение в грудь. Дальше сама все опишешь.
   Молодая хирург суетливо пыталась совладать с трясущимеся руками. Я, в свою очередь, отмерив вдоль и поперек кабинет, остановливаюсь рядом с Киром.
    - Держи это. – я протянула охраннику белую таблетку. Если тебя заподозрят, отнимут оружие и станут пытать, это единственный выход, который  у тебя останется.
   Он молча положил яд в рукав.

***

   Спустя пару часов, привычные бумажки полностью захватили мое сознание. Тихий ужас был заперт внутри грудной клетки куском опухоли, которая то и дело шевелилась.
    - Что-то давно Начальника станции не вижу. Скорп, не знаешь, в чем дело?
    - Вы в разное время постоянно появляетесь. То тебя нет, то ее. Сейчас она пошла выяснять вопрос по поводу нового начальника НКВД с Главкомом.
   Слова тошнотворно застряли в горле.
    - Ясно.

    - Мизраэль, разрешите? – Профессор.
    - Да, конечно.
    - Вы знаете, у нас тут что-то в отчетах не сходится. Вот тут и тут ошибки вышли.
    - Сей час посмотрю. А вы пока ознакомьтесь с этим. – я протянула ей объяснительную от Доктора, по поводу пыток.

   НКВДешник Тир был настолько быстр, что опасность мы услышали уже после того, как увидели пистолет в его руках. Охранник Кир лежал в дверном проеме, но это я смогла осознать после крика Профессора, и попытки перемахнуть через стол одним махом. Стол я чудесным образом миновала, а вот на собственном защитнике запнулась. Упала, зацепившись за ногу товарища. Крики «стоять» и «не с места» в унисон зазвучали от сотрудников НКВД. С подвёрнутой ногой бежать было бесполезно. Я подняла руки, в знак того, что сопротивления не окажу.
   Два выстрела – два трупа. Военные расстреляли в спины НКВД. А особист Тир, который за все это время не вышел из Штаба, как мешок, упал от рук позабытого всеми Скорпиона.
   С момента, когда я передала документ Профессору прошло от силы секунд десять.
   Честно признаться, я думала, что меня тоже ненароком пристрелили. Но нет, еще стою, живая. Страх, наконец,  навалился на плечи, и ноги подкосило. Этрик, Корж, Чиж – все НКВДешники мертвы. Кот... И тебя зацепило. «Желание – всегда жертвы...».
    - Кир! – я кинулась к ВОХРовцу, приходя в себя. – Кир, очнись. Очнись...
    - С ним все в порядке. Просто оглушили. – тихо ответил Скорпион, проверяя магазин от пистолета.
    - А Профессор?
    - Все хорошо, успокойся.
    - А с этим что? – я замечаю Тира, чувствуя презрение.
    - Я его оглушил. Не пойму, как он умудрился меня не заметить.
   Последние слова Скорпа теряются под звуком выстрела. За время службы – это мое первое убийство.  Это не вернет мне нервов, не вернет Кота, но он уже точно не сможет встать на моем пути.
   На станции небезопасно. И мысль о том, что лучше уже не будет, точит изнутри. Медленно прожигает дыру в голове. Все, потихоньку, стали приходить в себя.
   Как оказалось, Главком предположил, что НКВД что-то затевают. И во время попытки захватить меня, он приказал подавить агрессию любой ценой. Вроде и мои фигуры двигает на шахматной доске, но что-то больно хитрό.
    - Профессор, как вы?
    - Да, спасибо, все хорошо, я уже в норме. Простите, я пойду к себе лабораторию.
    - Конечно. Идите.
   
    - Кир, как ты? Тебе лучше? Может, заменить тебя на посту кем-нибудь?
    - Нет, я останусь здесь, с вами.
   Меня слегка потрясывает от происходящего. Нервы – перетянутые струны, готовы были лопнуть в любой момент. Станция опустела. Бойцы выносили трупы, остальные попрятались по делам.
    - Разрешите обратиться?
    - Что?
    - Мы тут обыскали НКВД. У одного нашли какую-то таблетку, может, ее медикам надо передать.
    - Дам, спасибо, я разберусь.
   «Спасибо за последний подарок, товарищ Тир.» - Про себя усмехаюсь я.

***

- Как вы? – мой усталый голос дает слабину. Профессор и хирург, как загнанные мыши, жмутся в углу. Ответа я уже не дождусь...
    - Товарищ Дежурная по станции, вас вызывает к себе Начальник станции. – Кир – птица-горевестник, осторожно перебирает буквы, складывая в нерешительные слова.
    - Вызывают, значит надо идти. – фальшиво для всех улыбаюсь я. – Не унывайте, товарищи доктора. Вас точно не тронут. Не посмеют больше.
   По дороге в Штаб Кир остановил меня: - Мне приказали забрать у Вас оружие.
   «Да, Начальник станции, не такой встречи с вами я хотела...»
    - Приказ, есть приказ. Забирай. – я протягиваю магазин и нажимаю вхолостую спусковой крючок. – Пусто.

    - Потрудитесь все объяснить с самого начала, Дежурная. – Волчица обжигает меня свирепым взглядом. Рядом уютно устроился Главком, слишком хитрая улыбка. Неужели он подставил меня, сукин сын?
   Я сухо, сжато, устало пересказываю весь балаган, произошедший в последнее время.
    - И вот, у меня есть заключение врача на вскрытие. Сказано, убит в грудь. Видимо, геройски погиб, защищая КПП.
    - У меня есть другая информация – перебивает меня НачСтанции. – что Капитан НКВД застрелен в спину. Своими.
   Я замолкаю, пытаясь скрыть страх.
    - Вы свободны. Вызовите мне хирурга и Профессора.

   Я выхожу из Штаба и жадно втягиваю носом воздух. На станции слишком много открытого места для меня сейчас. Четыре стены лаборатории стали прибежищем. Стены, в которых все началось.  Я перебираю бинты, наконец-то они есть, а то вечно не хватало. Наскоро протертые инструменты. Такая тишь в душе перед агонией. Аж озноб пробирает от собственного спокойствия.
Сажусь на скамейку и хватаюсь за голову. Не так... Не так все должно было пойти. Слишком не так.
    - Мизраэль?.. – Казалось, Кир, впервые назвал меня по имени, или я впервые придала этому значение. Молчаливо поднимаю взгляд. Жду.
    - Мне приказали арестовать Вас...
   Приговор.
   Кир сел рядом.
    - Значит, надо идти. Пока у меня нет причин бежать. – уверенности осталось еще на пару слов, потому я замолчала.
   По дороге Кир положил мне руку на плечо, сопровождая к кабинету НКВД. Тепло, сквозь жилет метрошника, ударило током. Безумно захотелось развернуться, уткнуться носом в его плечо и сказать: «давай сбежим отсюда...»
   Но я молчу.
Страх диктует текст истории.
   Холодный стул кабинета НКВД напомнил мне прошлый год. Когда Фресно «попросил» меня на «разговор», касающийся диверсии с воздушным фильтром.
   Казалось, несколько часов прошло с тех пор я здесь сижу. Через некоторое время забегает Фокс.
    - Хирург написала чистосердечное...
   Злой оскал добра. Живи, девочка. Себе белый билет ты обеспечила.

    - Ну как ты тут? Ничего не надо? Может воды? – Главком... – Что же ты мне наврала? – К нотам прежней хитрости в голосе Грифона прибавилась примесь яда. – Молчишь?
    - Я не понимаю, о чем вы, товарищ Грифон.
    - Ну как же. Сказали, ты все подстроила. И с врачами. А я-то тебе верил.
    - Я не знаю, что они там сказали.
    - Ладно, – оборвал меня Главком, садясь рядом. – у меня к тебе предложение. Ты будешь со мною, ну а я попробую тебя отмазать.
    - А если нет?
    - Тебя прикажут убить. Выведу в тоннели, получу, что захочу и пристрелю.
    - А я смотрю у тебя сильные чувства...
    - Очень. – военный обронил похотливую улыбку, положив руку мне на колено.
    - Мне надо подумать.
    - Да что тут думать? У тебя все равно нет большого выбора.
    - Дай мне подумать!
    - Нет.

    - Товарищ Главком, Вас вызывают. – Божественное вмешательство в лице Фокса обрывает нашу беседу.
   Мысли тараканами бегают в голове. Казалось,  даже волосы шевелятся от этой суеты.
    - Фокс, Кира ко мне, быстро.
   Охранник появился спустя секунды.
    - Кир, у меня в правом верхнем кармане таблетка... Дай ее мне...
    - Вы уверены?
    - Да. И уходи...
   Не решаясь разжевать или проглотить кислый комок, я теряю несколько секунд. После чего я уже не могу совладать с собою. Из глаз брызнули слезы, кисло-горький вкус обжог все вокруг. Изо рта пошла пена, попытка выплюнуть яд прошла безуспешно. Хватает сил только наклонить голову. Пена течет еще сильнее. Язык больше не может пошевелиться, я чувствую, что не могу подвигать даже пальцами на руках. Тело перестало слушаться. Голова затихла. Сквозь это и густо ощутимый мрак я слышу крик: «врача! Быстро сюда врача!»
    - С ней только что было все нормально! – медленным, обрывистым  эхом в голове звучит перепуганный голос Грифона.
   Чья-то холодная рука больно обожгла холодом шею.
    - Она жива. Пульс есть.
    - Жива? Я отнесу ее в лабораторию. Пошли, боец, поможешь.

   Каждое прикосновение отражает в голове приступ боли. Хочется взвыть и остановить все это. Но дикие порывы  наглухо запечатало тело-клетка.
   Фальшиво бережно Главком кладет меня на стол врачей.
    - Иди доложи, что она здесь.
   Главком погладил меня по щеке, наклонился над ухом и обжигая дыханием, прошептал:
    - Прости, моя дорогая. Ты слишком много знаешь...

   Выстрел.
   Тьма.

- Во мне осела тихая печаль.
- Холодно?
- Нет. Во мне как никогда много тепла..

- Привет.. Я Женя..

Канцелярия! Сработаемся!

Воспетые молвою
Под декабрьским крестом,
Свой поход начавши с боем,
Страх остался на потом.

По зеленою тропине,
Вперекор идя судьбе,
Бедам, грусти и рутине,
Вопреки кромешной тьме.

Распахнутые двери,
Предвещали новый бой,
Мечи, луки, копья, стрелы
Ожидали у ворот.

И сегодня, на рассвете,
Выступая с солнцем в путь.
Покрестившись по примете,
Доберемся как-нибудь..

Люди злые...
Расстраивают и бесят меня.

Отстаньте. Уходите далеко и не возвращайтесь никогда!

Ну теперь-то мне известно, что влюбленность надо топить в себе самой,
запивать - регидроном,
гладить по голове - смелостью,
отпаивать - кофием,
кормить - работой,

и... Не забывать оставлять маяк.

Нет уж, Канцелярия.
Так не пойдет.
Ты все свои претензии знаешь ли, где оставь. Это с твоей стороны - нечестно. А я, как никогда в жизни, поступаю правильно. Слышишь? Не смей, не смей выставлять мне никакие счета. За эту резервировку я сполна рассчиталась. Шестью годами, и еще годом.
Даже не посылай никого, даже не жди никакие отчеты  - сама разбирайся!

Мне не плевать, я готова ответить за каждое слово, но если что-то пойдет не так - это ты не правильно работаешь.

Некролог

16 июня 2015 в 12:47
Если человек перестает быть целью - он становится либо средством, либо выпадает из системы ценностей.

18 июн в 2:18
Птицы, пойманные в клети,
Разве смогут воспарить?
Искалеченные дети
Вряд ли смогут полюбить...

1 июля 2015 в 8:36
Как сахар в стакане, в аду настоящего растворяется вера в тебя.
Мой сон, мой миф, мое наваждение.
Сейчас я стараюсь верить только в одно – всё пройдет. Из пепла новый феникс возродится.
Что сказать? Что-то могло получится, когда-нибудь, возможно, что-то будет. Но к настоящему это не имеет никакого отношения.
Нельзя быть слабой. Иначе, не драматизируя, мне конец.

1 июля 2015 в 22:21
Канцелярия насмехается надо мною и растягивает удовольствие.
дОлжно освободить и этот узел.
Затравленно озираясь, шагаю прочь, с упрямством серийного самоубийцы: веревка оборвалась, из омуты выплыла, от яда проблевалась.
Борюсь до последнего: не желая верить ни-во-что!

Ночь - насмешница, заигрывая с Вечером заведомо знает, что сегодня на сцене я развлеку их. Как крыса в мышеловке - мысли в собственном теле, разрывают душу частями, по клочкам - в такие минуты безумству нет границ. И картина, раскрашенная ласковой рукой художника-подсознания рисует "темный лес.. кадр за кадром, он обволакивает пеленой уюта, запаха свежести.. жизни.. пряность вечера в примеси влажности предрассвета.. и сильная рука способна отгородить от всего света" - пейзаж, как пуля в висок. Почти контрольный выстрел, и мир содрогается от безвольного падения тела. Последний вздох.
И вновь взахлеб проснуться.
Ощутить озноб действительности, осознать в один миг, что происходящее - сон. И не сон. А обдающая ледяной водой - одинокая реальность.
Только голос в голове шепчет: "эй.. проснись.. надо идти.. иначе, иначе никак.. слышишь?"

Слышу.
Просыпаюсь.
Встаю.
Чтобы вечером снова спиться мыслями и застрелиться.

...и вот я пьяная ввалюсь в дверной проем.
сказав, что все отлично, рухну на пол.
кровь из виска течет кругом
"и белый снег на грязный тихо плакал..."

3 июля 2015 в 0:54
Самаэль молча, осторожно открыл дверь и ступил на порог. Мизраэль сидел далеко в комнате, но прекрасно видел весь проход. Взгляды двух величественных Начал пересеклись и время остановилось.
"Как вор-тихушник..." - отшутился Мизраэль, желая поддеть коллегу. Самаэль окинул взглядом комнату, подмечая мелочи в голове. Архистратиг восседал за старым, истрепанным, но вычещенном до блеска, столом. Твердая рука уверенно держала перо, а неестественная для добродетеля ядовитая улыбка перекашивала тонкие губы. Так выглядит скорее сытый хищник, играющий с испуганной добычей, нежели первый посреди Архангелов.
"Ты слишком привязан к людям. Тем более к тем, кому на тебя плевать." - спокойно ответил помощник Смерти.
"А ты столько столетий живешь на свете, и до сих пор так и не вразумел: твоя история пишется за твоими поступками.
"Ты говоришь прям как человек.." - усмехнулся Самаэль, вдохнув свою силу.
"Неооцениваешь людей? Если ты забыл, так то мы были созданы на ступень ниже их"
"Нет это ты забыл, что они попадали дальше некуда..."
Мизраэль отвел взгляд. Этот разговор - сплошная скука, отсрочка перед очередной склокой. Вестник пришел снять мерки и отозвать душу. Все остальное для отвода глаз, для утешения собственных мыслей.
Самаэль белая ворона. Черный Ангел среди белокрылых соратников. Каждый знает его профиль, нет тех, кто его ждал или любил. Оплот слез, разочарования, страха, боли, мольбы. Все это смешало в нем четкого и властного Ангела, совершенно жестокого к происходящему.

4 июля 2015 в 22:42
"Настолько нельзя, что, кажется, не хочется..."

Еще одна минута капнула на поднос бесконечности.
Веки тяжело опустились и тело дало небольшую слабину.
На остров безнадежности корабль отчаяния приплывает только тогда, когда последний близкий тоже отказал в поддержке и отпустил руку. Или даже по-другому: когда в последнем близком для себя потерялась искра надежды.
Солнце почти спряталось за горизонт и небо надавило тяжестью дня на плечи. Вечером, как обычно, выть и нестись сквозь тернистые лесные ветки хочется больше.
Вот такой необычный рок. Не любить солнечный диск, но поддержку получать, в итоге, только от него.
Голова пытается спокойно вздохнуть, чтобы дать телу расслабиться.
Какой там...

Спокойный, унылый пес понял нескладное и положил большую морду на руку и колено, медленно облизнув шершавым языком руку. Мохнатый зверь смог не только привлечь к себе внимание, но и отвлечь от паскудных мыслей.

"Кажется лишь миг и любое новое чувство способно разорвать все тело..."